Провокация - Матиас Руст. Правду никто не говорит.

Воинская часть 55725. Осень 1985 год.

Поезд шел в Литву. Ночью прибыли в Каунас.
Нас, группу бритоголовых, не выспавшихся юнцов,
частично пьяных, провели через здание
вокзала к специально подогнанным, темно-зеленым ЗИЛам,
крытых брезентом. Я не помню, о чем я тогда думал.
Помню одно. Все молчали. Я переставал принадлежать себе. Обстоятельства вокруг диктовали свои жесткие условия
подчинения. Никакой гаммы чувств и переживаний я не испытывал. Озноб, чувство голода, неизвестность – перекрывалось ощущением свершаемого поступка.
ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС я шел навстречу испытаниям. Иногда
подсасывало под ложечкой от чувства...ВОТ ОНО, НАЧИНАЕТСЯ. В местном военном клубе весь актовый зал был полон шевелившимися, лежавшими, жующими насвай
и пускающими слюну узбеками. Помню холодный паркетный пол и растеленную на нем куртку. Ни одиял ни подушек нам не выдали. Утром построили тутже, в зале.
Маленький татарин в серой, парадной шинели, фуражке и капитанскими погонами на плечах выкрикнул мою фамилию. Я подошел. – Художник ? Пойдешь в Муцениеки, штаб 27 корпуса ПВО. И все. Что-то себе записал и исчез. Появился прыщавый сержант. Назвал две фамилии. – Ляпин и Желакявичус со мной…
Вышли из поезда в Риге. Прыщавый потребовал с нас по рублю, и повел к стоянке такси. Сели. Таксист вставил в магнитолу кассету. Едем. Зазвучала модная певица. Как ни странно, я знал, что её зовут Ким Вайлд, и даже помнил,
как назывался её хит. «Ударь, ещё ударь». Такси остановилось у серого, бетонного забора. Сгорбленная фигура солдата, метущего осенние листья. Когда мы проходили мимо, он поднял на нас сощуренные глаза и кривя рот процедил сквозь зубы: - Вешайтесь, духи…

Командир учебной роты носил фамилию Эрмансон.
Он был невероятно стар. По виду за пятьдесят.
Пять маленьких звездочек покоились на его золотом погоне. Китель, с иголочки, был весь увешан юбилейными медалями и значками. Аэродром фуражки ядовито-зеленым нимбом парил над его седыми бакенбардами.
Говоря свою торжественную речь перед строем молодых солдат, он постоянно поднимался на носки своих блестящих, офицерских ботинок и шевелил пальцами бледных сухих ладоней, вперив взгляд своих бесцветных
глаз в пространство над нашими головами.
- Чистить кремом необходимо только нижнюю часть
солдатского сапога, она кожаная, поскольку верхняя,
синтетическая, под влиянием жировых масел, содержащихся в креме, разрушается. Следовательно, сапоги
служат меньше положенного уставом срока…
О том, что устав предполагал правильный износ сапогов
было для меня открытием. Но главное открытие мое было впереди. Тогда, к своим восемнадцати годам, я уже слышал
о мужиках не равнодушных к другим мужикам. Но я не как
не ожидал оказаться объектом ****уального домогательства
со стороны старшего по званию. Да и вся наша рота из шестидесяти человек, построенная Эрмансоном в казарме
у своих кроватей, в солдатском ниглеже, молча и обреченно
терпела его проход вдоль коек, сопровождающийся прижиманиями, поглаживаниями и инструкциями, как нужно себя вести в армии настоящему солдату.
Скажу больше. Сержантами в учебке были те, кто оправдал его ****уальные фантазии. Не хочется мне об этом писать.
Будучи пару раз схваченным в углу за ногу цепкими руками
капитана, я впредь стал осторожным, а потом и вообще слинял из сферы его влияния. Но об этом позже.

ты получил свое место под Солнцем. Приготовься, сейчас будет БОЛЬНО!!! Все привыкли, что ты ТО, а не ЭТО.
Ты превращаешься в памятник. Тебя перестают воспринимать как живого человека. Всем ясно, что ты можешь, а чего нет. К ТЕБЕ ПРИВЫКЛИ и вследствие чего, интерес к тебе падает. НЕ ОЖИДАЛ? Срочно надо выпускать диск, издавать книгу, давать интервью.
А СКАЗАТЬ ТО НЕЧЕГО. Ты пуст, как бубен шамана.
Все что ты писал, пел или рисовал, уже заняло положенное место, получило свою оценку и имеет денежный эквивалент. И я вижу два пути. Либо ты сломаешься и исчезнешь. Либо ты начнешь работать над собой.
Часто второе вытекает из первого, хотя и возможен вариант
другого пути. Ты начинаешь работать над собой и НИЧЕГО НЕ МОЖЕШЬ ПОМЕНЯТЬ. Поздравляю! На горизонте новое испытание. НАРКОТИКИ И АЛКОГОЛЬ.
Возможна перманентная ситуация. Контролируемая зависимость. Ты знаешь норму. Ты знаешь дозу. Ты знаешь время и место. ТЫ ОСТАЛСЯ ЧЕЛОВЕКОМ СИСТЕМЫ.
Но…СИСТЕМА ПОЛУЧИЛА САМЫЙ СИЛЬНЫЙ МЕТОД КОНТРОЛЯ НАД ТОБОЙ. Если раньше ты имел м****ьную и психологическую зависимость от системы,
то сейчас имеешь еще и ХИМИЧЕСКУЮ. Ты подсел. Узнаете себя – поймете ближнего.
Я так думаю. Все, что я написал, это мировая практика, помноженная на мой личностный интуитивный метод познания общества,
в котором «Я ИМЕЮ ЧЕСТЬ НАХОДИТЬСЯ».
О себе.
Я вне системы.
Я вне системы ценностей системы.
Я многое вижу, но о многом молчу.
Вы еще не готовы слышать ВСЕ, что я способен вам сообщить. Вы заняты собой? Я тоже.
Разница между нами, это разница места и времени,

Слушай, журналист, ты сам то понял, что нацарапал тут? Ты ж не служил, а че тут пишешь? Не знаешь элементарных вещей. При чем тут название темы? Ты вообще в своем уме? Жара чтоль так действует?

откуда мы наблюдаем внешнюю и внутреннюю реальности.
В войсках ПВО есть такие термины. ЗОНА ОБСТРЕЛА и
СЕКТОР ПОРАЖЕНИЯ. Зона обстрела зависит от мощности ракетной системы ПВО, а сектор поражения являет собой радиус его действия. Между радиусами есть
МЕРТВАЯ ЗОНА, попав в которую ты СПОСОБЕН УЦЕЛЕТЬ. Так был спланирован полет «немецкого хулигана» приземлившего свой спортивный самолет
в 1986 году на Красной площади в Москве. Я чертил карту его полета. И я могу сказать, как пострадавшая сторона
этого «хэппининга». Маршрутом его полета была сложная
кривая, обходившая все зоны поражения и сектора обстрела
средств ПВО СССР. Но поступил приказ считать это «случайностью» с одной стороны и «невыполнением служебного долга» с другой. В результате смена всего генералитета. Я не планировал писать такую длинную статью. Еще раз повторю. Я НЕ СЧИТАЮ ВАС ГОТОВЫМИ К ТОМУ, ЧТО Я СПОСОБЕН ВАМ ПОВЕДАТЬ. Я не хочу нарушать ваше право на автономию
мыслей, мировоззрения и поступков. Я ЛЮБЛЮ ВАС,
поэтому оберегаю. Еще я страхую себя от ваших выводов
в мою сторону. Сколько раз я убеждался в том, что люди
не хотят слышать правду о себе. Носители этой правды являются изгоями. Чтожь? Я могу поставить себя на их место, поскольку знаком с ним. Хотя бы по службе в армии.
Итак. Мне продолжать? Одно я знаю точно. Я пишу это не для себя. Я пишу это для вас. Если что-то в вас шелохнется,
то моя цель достигнута.

Я немецкий пилот
Я Матиас Руст
Я уменьем своим, беспримерным горжусь
Высота 600 метров, известен маршрут
И в Москве меня ценят,
И в Германии ждут…

Я – герой, победитель
Я, конечно, рискую
Ведь секретный полёт
Самолётом рисую…
Облетаю и прячусь
Знаю – будет награда
Допускает Москва
В своё сердце блок НАТО

В фанерном самолётике
Я пересёк границу
А тем, кто пропустил меня
Полёт мой будет сниться
И от Москвы до Таллина
Идёт переполох
Снимают всех начальников
Кто был хорош – тот ЛОХ
А я сижу в Лефортово,
Играю на трубе,
И преподносят торты мне
Агенты КГБ…

Я не шпион!
Я бедненький немецкий интурист!
Испуганный и бледненький,
Талантливый артист…
И потому тихонечко
Я до сих пор живу,
ЧТО Я – МОЛЧУ
Про миссию секретную свою.

Парень, а Вы мне нравитесь. Только что-то как-то под кайфом что ли писали-то? Витиевато как-то пишете. Но в кайф вообще-то. Так держать Швейк!

Цитата:

---

Сообщение от бабка Маруся

Парень, а Вы мне нравитесь. Только что-то как-то под кайфом что ли писали-то? Витиевато как-то пишете. Но в кайф вообще-то. Так держать Швейк!

---

Витиевато? Жтожь...как могу. Могу писать. Могу и не писать. Знаю одно. Граница ПВО была обезглавлена.

Не знаю, насколько изложенные факты являются действительностью, но написано кучеряво, я бы ещё почитал. А вот песня не впечатлила.

Цитата:

---

Сообщение от peshehod

Не знаю, насколько изложенные факты являются действительностью, но написано кучеряво, я бы ещё почитал. А вот песня не впечатлила.

---

Я и Сашка учились в разных школах, при этом он жил в одном доме, в соседних подъездах, редко пересекались, редко у нас были общие игры. Вкусы и компании у нас были тоже разные.
Брат Сашки мотал срок в колонии, папа у Сашки был пьющий, а Сашка занимался велоспортом и у него был прекрасный гоночный велосипед, предмет зависти дворовых мальчишек.
В тот день, когда умер его отец он был на тренировке, и заехал во двор, где у подъезда уже толпился народ. Я помню как он бросив велосипед, и не снимая шлем, в спортивных облегающих коротких лосинах, с пятном пота на спине, вбегал в подъезд, как, бросив секцию, первый в нашем дворе стал открыто, при взрослых, смалить сигареты, сплевывая себе под ноги через дыру выбитого в драке, переднего зуба.
Речь его “украсилась” бранными словечками, жизнь - дружками из компании брата и дешевым вином распиваемом то в темном подъезде, то на горе за домом. Пути не скрещивались долгое время, я уехал учиться, потом была армия, Сашка тоже пошел служить. И вот как-то летом мы встретились во дворе,
где по вечерам стали стучать в домино с местными
пенсионерами, два на два, в “козла”. Если мы проигрывали, Сашка злился и кричал своим соперникам : “ – Вам на кладбище прогулы ставят!”. Все его шутки и анегдоты были про смерть.
Один его приятель рассказывал, что Сашка служил на границе с Афганистаном, что въезжал в Афганские кишлаки верхом на бронетранспортере и, стоя за станковым пулемётом, расстреливал всех подряд, включая женщин и детей, за что имел боевые награды. Пути опять разошлись, и как-то осенью мы встретились на автобусной остановке, где пьяный Сашка весело так рассказывал, что попал в аварию, что погиб шофер,
а ему просто зашили рану на голове.