Новости, статьи, обзоры

        И Война⁶. Сразу на фронт. Сразу переживания, слёзы, горе у всех. Петю взяли на фронт. Отца тоже взяли. На трудодни хлеба (давали) по 200 гр. Бабушка ушла водиться с ребятами к Юле Степановне. Потом дядя Стёпа забрал в Киров. Потом Юля Степановна уехала с ребятами к брату в Воркуту, но недолго (там) пожила. Корову проездила, приехали обратно. Трое ребят у неё. И у нас с матерью ничего нет. Поехал я с дядей Мишей в КомиССР. Менять барахло на картошку и на зерно. Дали лошадей из колхоза, двух. Юля Степановна тоже поехала. В общем, съездили хорошо, кое-что наменяли для посадки.
        Начальную школу я закончил хорошо. Учился в 5-м классе, в Горохове. Рано утром уходил, зимой – на лыжах 5 км., через Грядовицу, через Земцы, Хохряковщину – в Горохово. Ещё, недолго, с осени, ходила Юлия Михайловна. Потом она бросила учёбу, и их с Галиной Ивановной забрали в ФЗУ в Свердловск. Жить стало тяжело. Учёбу все забросили. И я бросил учёбу⁷, пошёл работать. Стали ребятишки работать в колхозе. Боронить, пахать, заготзерно возить некому было. Было голодно. Семян не было, чтобы посадить в огороде картошку. Да и сеяли пшеницу, потом мололи на кашу на жерновах.
        Вот как-то раз посылают меня с колхозным маслом женщин везти в Медянскую пристань Мурыгино. На верховой масло в ведрах, в мешках связанных через седло. Распутица. Женщины идут пешком. Я – как казак, в седле. Мерин был старый, Сокол звать. Отвёз их, поехал обратно. Дорога плохая. Сокол едва идёт. Грязь. Шлёпает по грязи. Стало темнеть. Деревня Высоково. Проехал. Конец деревни. Ворота закрыты. Конный двор у ворот. Выходит конюх, говорит: «Куда так поздно, парень? Открывать ворота?» Я говорю: «Открой». А за воротами две дороги. Сокол тянет меня к Колченам. Я завернул на свою. Метров 300 проехал, как из-за стогов соломы вскакивают два волка, и прямо к лошади. Я, конечно, напугался. Вицей машу, кричу. Сокол голову вниз – и идёт. Завернуть обратно не могу. Завернул, но волк не даёт идти лошади. Конюх услышал, что я кричу, открыл ворота. Кричит: «Езжай быстрей!» А волк не пускает лошадь. Так я под охраной волков заехал в деревню Высоково, и конюх меня никуда не отпустил. Ночевал у него в теплушке. Он дал сена Соколу, и утром я уехал. Ладно, встретили у деревни, а если бы в лесу, (то) нам с Соколом никуда бы не деться. Весна. Они голодные.
        Посылают нас с Сеней Ив. охранять поля, на молодых лошадях. В войну воровали колосья, картошку. «Вот, мол, объезжайте поле, чтоб видели пацаны». Открыл ворота, отпустил. Они хлопнули. Жеребчик как понёс меня… У меня была будёновка. Синяя. Слетела на зад ему. Он как начал лягать. Я через голову вместе с седлом… Но как-то повод удержал. Седло не мог одеть, да и подпруга лопнула. Нёс на себе до конного двора.
        Пригнали коров пастухи. Одной нет. Нина Ивановна, Августина сестра, была бригадиром. Говорит: «Ребята, седлайте лошадей. Поедем искать». Дело к вечеру. Поехали с Семёном Ивановичем. Охота на лошадях поездить. Она, Нина, с нами пешком. Вот, по лесу едем. Лошади запрыгали. Потом волки завыли. Нина взяла с собой спички. Мы спешились. Набрали сучков, обожгли головни, и так добрались. На другой день корову нашли в чащобе, живую. А волки ушли к Грядовице.
        Борис Иванович, мой братан, пасли лошадей. Ладно, был жеребец. Собрал табун и кругом бегал. Они (Борис Иванович) с другом развели костры. Была стая большая волков. Но всё обошлось.
        Тётка, отцова сестра, Федосья, когда Иван был на фронте, вырастила двух барашков. А был голод. Она выпустила их в огород осенью. И волк перепрыгнул через огород, схватил барана и поволок в лес, к Плеханам, рядом. Тётка Федосья за ним. Волк остановился, стал рвать барана. Тётка схватила барана за ногу и отобрала ляжку. Принесла домой, бросила на лавку эту ногу и заревела. Потом до неё дошло, что волк мог броситься на неё. Тогда в деревне смеялись: «Как ты насмелилась с волком тягаться!»
        Галина Ивановна носила почту с Горохова по деревням: Городок, Плеханы и наша. Посылает меня: «Сходи раз»⁸. Летом жарко. Я босиком, в рубашке. Кирзовая сумка, большая. Но почты мало. Иду возле поля. Рядом лес. На поле клевер не скошен. Лиса мышкует. Смотрю, всё ближе ко мне. Я спрятался за ёлку. Мышка забежала в яму. Лиса за ней, и давай рыть. Я взял ёлочку, небольшую, за вершину, и к яме. Лиса голову в ямку затолкала, не слышит. Я ёлочкой – по спине! Она как прыгнет на меня! Я растерялся. Лиса опомнилась, и как рванёт бежать… Думал, выскочит из шубы.
        Второй раз поехал за почтой на Звёздочке. Молодая, не объезженная. От Плеханов еду. Она понесла. А была зима… Она сорвалась с дороги, и я через голову… Стала выскакивать из снега и копытом мне в бровь – как даст! Пришёл домой с большим фонарём, пешком.
        Бегал часто на Городок, к дальней бабушке. У них на горе часто собиралась молодёжь со многих деревень. Мы с Павлом, с братаном, смотрели. Часто дрались. Горожане отчаянные, ребята Никаноровы, Зоновы. Дядя Михаил Алексеевич, мамин брат, дружил с ними (их было два брата – Ваня и Вася). Васю я знаю: он часто ходил на Медвегу, ухаживал за Ниной, Августиной сестрой. У дяди Миши было 3 сестры. Настя жила на Малом-Долгом (муж Степан; потом уехали на Гнусино), а сестра жила в Кирове – Евдокия (муж – Филипп Ланских), но я плохо её помню. Ланских Филипп Ефимович был грамотный. Работал зав. пекарней. У него было трое ребят: Толя, Люба, Лида. Мы часто ездили к ним в гости. Они жили очень хорошо. Толю взяли в армию перед войной – и Война. Служил в городе Белостоке, пропал без вести. Люба и Лида жили в Кирове. Я часто к ним заезжал до армии и после армии. Сейчас их нет. Умерли.
        В Войну жили плохо. Хлеба не было. Я работал в колхозе. Школу бросил. Вот сидим с матерью на печке. Есть нечего. Горюем⁹. И приезжает дядя Миша (мать рассказала). Он пишет записку и говорит мне: «Иди к Плеханам, к Осихе. Она даст муки». Ну что, я пошёл. Взял ружьё. Один патрон – больше не было. Взял муки котомку, иду через лес. Волки воют. Но я с ружьём. Не боюсь.
        Дядя Миша жили хорошо. У них на Гнусине давали хлеба на трудодни. Земли там хорошие. Он уже пришёл с фронта. Сын его, Семён, тоже пришёл. Второй сын, Павел, работал в Кирове в конной милиции. Потом – Кёнигсберг, потом – Магадан. КГБ. Часто заезжал в Свердловск, в отпуск ездил в Одессу. Отцу высылал денег на Гнусино. Дядя Миша построил ему дом, и когда (Павел) вышел на пенсию, жил на Гнусине. Сестра его, Зоя, имела 6 парней, все почти уехали в Магадан жить. Все белобрысые, рослые. Зоновы. Я часто заезжал на Гнусино. Они жили нормально. Дядя Миша жил в двухэтажном доме, с Семёном. Сноха Нюра, тётка Анна, очень хорошая. Неграмотная, но приветливая. Мы с Лидой бывали у них давно. Семён спился. У Павла две дочери. Одна – Алла, в Магадане живёт, Тоня – в Кирове. Я перед пенсией заходил на Гнусино. Тоня летом живёт, сажает огород.
        Как-то в Войну братана Бориса посылают на камнеразработки. Он говорит: «Поедем со мной. Там дадут паёк». И ещё поехали с колхоза два парня, от Плеханов: Стёпа и Петя Заяц. Мы с Петей небольшие. Дорогой лошадь наступила на гвоздь. Ехать было далеко. С собой нечего было взять, голодно было. Борис накопал картошки, мелкой, она ещё не выросла, 3 кг.
        Приехали, пошли устраиваться в контору. Бориса Степановича приняли, а нас с Петей не принимают – несовершеннолетние. Их спустили в шахту камень добывать, а мы, голодные, ходим, ждем, когда их поднимут на обед. Вот звонок в рельсу, вышли они, дали им по два кусочка хлеба и баланды. Я у Бориса похлебал, Петя у Стёпы, а что там – им и самим мало. Что делать – не знаем. Говорят: «Идите на квартиру, в деревню, варите картошку». Вот с Петей пошли, взяли таганку у хозяйки. Варим. Ребятишки хозяйские тоже голодные. В избе мух… Я лежу на лавке, не сплю. Глаза закрыл. Голодно, не спится. Картошка кипит. Петя соскочил и за картошкой в чугунок рукой! Руку обварил. Я заругался: «Что ты наделал!» И давай соплями мазать руку… Лошадь хромая за огородом паслась. Пришли вечером парни. Я говорю Боре: «Что-то надо делать, иначе сдохнем. Надо удирать». А был приказ: кто убегает – ловят и под суд. Вдруг поймают? Лошадь хромая, ехать далеко. Вот мы ночью собрались и тихо уехали из деревни. Посёлок Ленинское проехали ночью. Едем (уже днём. Лежим на телеге, дремлем. Выходит парень из леса, навстречу. Стёпа говорит: «Остановите лошадь. Я куплю ягод». На что? У нас ни у кого ни копейки. Вот он снимает фуражку и говорит: «Мерей 10 стаканов!» Парень меряет, а мы немного отъехали. Как намерял, Стёпа схватил и – бежать, и на телегу… Борис – по лошади! Гнать! Она хромая, но быстро побежала. Парень здоровый, не отстаёт. Долго бежал… Досталось бы нам… Наелись ягод, потом нас пронесло, не дай бог! Едем, дремлем. Петя не спит. Подъезжаем к селу Макарью. Идёт старуха из церкви с корзиной. Близко к телеге. Петя что-то увидел в корзине – раз за корзину! Она (старуха) его как навернёт палкой! Закричала. Мы проснулись. Боря говорит: «Ты что делаешь? Нас сейчас задержат в селе! Бабушка, прости! Он голодный!» Она успокоилась. Я говорю: «Ребята, здесь недалеко от тракта деревня Гнусино. Там живёт мамин брат. Заедем, может нас накормят». Заехали. А у дяди Миши праздник. Гости. Браги наварено… Нас за стол, браги по стакану, и мы на сеновал едва забрались… Утром говорим, что наделали: «Хлеба не поели, а сколько было всего…» Утром поехали. Тётка Анна дала нам целый каравай, и мы доехали до дому нормально.
        Посылают нас на лошадях в село Бабино, за 50 км работать – возить дрова на завод. Платили дровами. Виктор, Николай Андреевич и женщина от Плеханов. Дали паёк. Грузили дрова рабочие, мы только возили. У меня лошадь была хорошая, Марс, чёрная, быстрая. Работали хорошо. Со мной часто ездил снабженец в Киров за продуктами. Нет-нет, да и мне порошка яичного, то колбаски… Месяц проработали – отпустили домой. Я задержался со снабженцем на сутки. Еду один по Коминтерну. Останавливает мужик: «Вывези сено. Удобно, недалеко. 400 руб. воз» Ну, поехали. Приехали в лес. Стог стоит. Стали грузить. На филейке в Кирове стали стрелять. Пули летят возле нас. Мы лошадь спрятали за стог, сами спрятались, не знаем, что делать. Потом стихло. Быстро накидали и – гнать, пока не убили. Потом ещё с одним съездил за сеном – тоже 400 руб. – и поехал домой. Заехал на Гнусино к дяде Мише. Пришёл с фронта его сын, Семён. Забрал его с собой на Медвегу. Дорогой взяли водки, отметили возвращение с фронта. Он был ранен в ногу. Потом вскоре пришёл дядя Миша, рассказывал, будто отец мой, когда взяли, был в Боровом, недалеко от Гнусина, на реке Вятке. Встречался с братом Петей. Их там формировали. Видимо, потом отправили на фронт. Мать говорила, что было письмо с Москвы: идём на фронт. Отец родился 22 августа 1898 г. Ушёл на фронт 5 мая 1942 г. Погиб или пропал без вести в июле 1942 г. Мама родилась 3 марта 1902 г. Умерла 6 октября 1986 г.
        У нас в деревне был счетовод Афанасий Артемьевич, уехал в Медяну. Я с его сыном дружил. Павлом звать. Дома были рядом, тоже с 28-го года, рыбачили в Грядовице пескарей. И он приехал на Медвегу повидаться, и говорит: «Давай, приходи в МТС слесарем. Отец пустит на квартиру». А семья у них большая. Квартира была прямо в банке. Они потом переехали в старый дом. МТС была в церкви. Стоял одноцилиндровый двигатель, крутил токарные станки. Мы делали, что заставлял механик Конев. Летом ремонтировали молотилку М-К 1100. Сложная.
        Меня отправили молотить машинистом в дер. Зоновы. Бригадир тракторной бригады Шестаков Прокоп Васильевич. Всегда помогал, подсказывал. В дер. Зоновы были пленные немцы, работали на молотьбе. Зимой молотилку оставляли прямо на поле. Везти её в МТС сложно, она высокая, дороги плохие. Зимой стал ходить учиться на тракториста в Медяну. Но я уже трактор знал практически. Сам заводил. Молотилку крутили трактором. Ремень, ширина 30-40 см, шёл от трактора на молотилку. Бывало, слетит – калечило народ. Молотилка сложная: трясла солому, веяла, сортировала зерно на 3-и сорта.
        Дома я бывал редко. Летом стал пахать в бригаде на тракторе, а осенью молотить. Трактора были плохие – СТЗ – ХТЗ (Сталинский тракторный завод и Харьковский тракторный завод). Мы ничего почти не зарабатывали. Правда, в колхозах кормили досыта. Осенью стал привозить зерно матери немного. Она работала на ферме. Ей приходилось тоже тяжело. Налоги на корову: 300 л. молока, 40 кг мяса, 75 шт. яиц – всё с коровы. На молотилке стали мне давать денег 12 руб., если намолотишь 12 тонн. Норма. Но выполняли её редко. Хлеба были плохие, да и работать было некому. Женщины да дети. Подавать снопы на стол – надо 5 хороших мужиков, чтобы загрузить молотилку. Вот и призывали пленных помогать. Домой тянуло всё время – порыбачить на Грядовице, сходить в баню. Но работали очень много. Было очень строго. Не дай бог прогул. Сразу под суд, если простоит трактор или молотилка.
---------------------------------------------Перейти к Оглавлению Воспоминаний